О СВОЕМ ДЕВИЗЕ ПО ЖИЗНИ

— Я заметил: чем проще слоган, тем он лучше работает. Когда-то давным-давно прочитал, что у Черчилля на столе лежал лист, на котором было трижды написано: «Никогда не сдаваться!» Мне кажется, что такая мантра действует, потому что бьет в самое сердце. В ней нет каких-то философских ответвлений, все четко. У каждого человека в жизни бывают случаи, когда он может и хочется сдаться, бывают они и у меня. И именно тогда я вспоминаю эту фразу.

ОБ ОТНОШЕНИИ К БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ

— Каждый человек должен жить в соответствии со своими стремлениями и принципами. В благотворительности главное — все делать тихо.

И у Веры, и у Валеры есть видимая часть благотворительности, и это такая небольшая верхушка айсберга. И есть менее заметная, когда они помогают людям непублично. Думаю, даже за то, что я здесь это говорю, они меня по головке не погладят.

О ЗАРОЖДЕНИИ ЛЮБВИ К МУЗЫКЕ

— Да, я в музыкальную школу попросился сам. А до этого произошло вот что. Однажды в 6 лет я пошел в кино — в поселке, где мы жили, в клубе были воскресные сеансы для детей по 10 копеек за билет. Показывали фильм «Полонез Огинского». Это польская картина о войне. Ее сюжет: мальчик познакомился с пастором, и тот научил его играть на скрипке «Полонез Огинского». И они стали вдвоем исполнять этот полонез — мальчик на скрипке, а пастор на органе. Меня это так впечатлило, произошел, что называется, взрыв мозга. Я вернулся домой совершенно ошарашенный и сказал маме: «Хочу учиться игре на скрипке». Тогда мне казалось, что стоит взять инструмент в руки, и он сразу зазвучит. Мама, удивленно на меня посмотрев, пообещала: «Хорошо, сынок, конечно». И меня привели на вступительные экзамены в нашу поселковую музыкальную школу. Экзамен я сдал, мягко говоря, неудачно. Преподаватели сказали: «Слуха нет, чувство ритма почти отсутствует», — и намекнули маме, что лучше бы отдать меня на футбол. Но мама была упрямая, она и сейчас такая, заявила: «Нет, вы обязаны взять моего сына». И преподаватели с кислыми лицами взяли меня в школу. Мама купила мне скрипку, первую, маленькую, я взял ее в руки — и каким же было мое разочарование: она зазвучала чудовищно! Я тут же воскликнул: «Мама, извини, я передумал, не хочу в музыкальную школу, тем более по классу скрипки». Но мама строго ответила: «Нет, сынок». У нее всегда был такой принцип: если ты за что-то взялся, дело нужно завершить и до­учиться. И вот семь лет мама практически за шкирку таскала меня в музыкальную школу.

О ПРОЯВЛЕНИИ СПОСОБНОСТЕЙ К ИГРЕ НА ФОРТЕПИАНО

— Когда обучаешься игре на скрипке, тебе факультативно преподают сольфеджио, фортепиано, хоровое пение. Только в 7-м (!) классе музыкальной школы я вдруг заиграл, но не на скрипке, а на фортепиано. Увлекся современной музыкой, роком, и подбирал все на фортепиано. А когда учился в 9-м классе, меня даже взяли в какую-то группу при Дворце железнодорожников. Я стал играть на клавишах, на ионике.

О РАЗНОСТОРОННИХ СПОСОБНОСТЯХ БРАТА

— Нет, я не Юлий Цезарь, у меня правое полушарие менее развито. У Валеры в равной степени развиты оба полушария, и вообще все, за что он ни берется, у него получается блестяще. Он в музыкальную школу пришел на год позже меня, и, когда поступал, маме сказали: «Так вот же, слух есть, ритм есть».

Удивительное дело, но никогда мне не было обидно. Я, видимо, изначально рос каким-то закулисным человеком, и поэтому роль продюсера для меня идеальна: ты вроде занимаешься серьезным делом и вместе с тем работаешь на своего артиста.

О ЗНАКОМСТВЕ С КОМПОЗИТОРОМ КИМОМ БРЕЙТБУРГОМ

— Он нашел меня через барабанщика группы «Диалог» Толика Дейнегу, тот приходил к нам на репетиции. Просто по городу пошел слух, что есть в институте какая-то странная группа из пацанов, которые не играют на свадьбах, — на свадьбах-то все играют, — а пишут свою музыку, которая действительно нравится людям.

<...> И Толик пришел, послушал нас, потом пришел еще, а мы репетировали всласть, нам было все равно, кто приходит. Хотя Толик в те времена в Николаеве считался просто гуру, а Ким Брейтбург был вообще полубогом. Они в те времена гастролировали по Германиям всяким, и это казалось чудом. В общем, Толик к нам приходил-приходил, а потом сказал: «Пацаны, дайте мне свою кассету». А мы как раз записали наш магнитоальбом из восьми песен. Он взял эту кассету и куда-то увез, позже выяснилось, показал своему руководителю Киму Брейтбургу. Ким послушал. И звонит нам Толик: «Завтра утром срочно приезжайте в Кривой Рог», — у них там был концерт на стадионе. И мы купили билеты — плацкарт, третью полку — и приехали утречком в Кривой Рог. Нам объяснили, в какую гостиницу идти. Толик нас встретил и повел к Киму. Помню, открывается дверь, мы заходим в номер, и сидит там Ким и еще кто-то из музыкантов, и слушает наш альбом. Они слушают и даже не замечают, что мы приехали. Тут Ким поднимает голову, видит нас и говорит: «Пацаны, вы вообще понимаете, что вы сделали?!» И тут же пригласил нас к себе в группу.

О РАБОТЕ В ГРУППЕ «ДИАЛОГ»

— Проработали мы в ней года два, а потом «Диалог» прекратил свое регулярное существование, и мы остались вдвоем с Валерой. Дела шли совсем плохо. Музыка, которую я писал, песни, которые потом стали популярными — и «Сэра», и «Лимбо», — валялись на полке, потому что такая музыка была не совсем востребована. Было в моде диско, танцевальные мелодии, а у нас музыка такая атмосферная, медитативно-аморфная по ритму. И вот уже самое дно, меня охватывало такое отчаяние. А у Валеры родилась дочь, мы же жили в общежитии. Все продавалось по талонам, денег нет. Валера учился в аспирантуре с окладом 85 рублей в месяц, по тем временам это просто ноль.

ОБ ОТКАЗЕ ВЫСТУПАТЬ В РЕСТОРАНАХ

— Нам предложили работать в ресторане, когда было самое тяжелое время. Сказали: «Вот вам деньги, можете петь свои песни». И я произнес сакраментальную фразу, которую Валера до сих пор помнит: «Если сейчас мы залезем в ресторан, то не вылезем из него никогда, это такое затягивающее болото». Он послушался меня, хотя у него было совсем тяжело с деньгами, а дочку надо кормить. Но через полгода мы попали на «Рождественские встречи» к Алле Борисовне.

Я даже не знаю, с чем сейчас это сравнить. В те времена «Рождественские встречи» были самой крутой программой, причем достаточно было одного эфира, просто постоять рядом — и можно ехать на гастроли утром на следующий день. Кстати, так и случилось, мы поехали на гастроли, и после этих съемок все потихоньку пошло.

О ПЕСНЕ - ВИЗИТНОЙ КАРТОЧКЕ

— Первая песня, которая действительно мне понравилась, — а это редко бывает, я критично к себе отношусь, гораздо критичней, чем к коллегам и к своим артистам, — «Притяженья больше нет». Однажды ночью услышал ее по радио и в первые секунды подумал: какая классная, а потом понял, что это моя. В ней я почти не нашел изъянов.

О ПРОРЫВЕ ГРУППЫ «ВИА ГРА»

— И это многих наверняка раздражает. Ведь группе 18 лет, за это время через нее прошло примерно 20 участниц. Из этой школы вышло такое количество сольных артисток и телеведущих! В принципе, мне кажется, в этом есть какой-то смысл и здравая идея, ведь «ВИА Гра» — это такой женский театр, где женщины сами поют о себе, о том, что их волнует. Причем песни сильно менялись за 18 лет. Мы начинали с совершенно дурацких, с «Попытки № 5», например. Но потом были и глубочайшие произведения, такие как «Цветок и нож», — сложные, серьезные, но все равно это женские песни о любви к мужчине. Типажи, которые я подбираю в группу и по сей день, должны соответствовать музыке, которую они несут, это реально можно сравнить с театром. Меняется труппа, люди вырастают, уходят.

О СВЕТЛАНЕ ЛОБОДЕ

— Я ни секунды не жалею, что Свету пригласил, и ни секунды не жалею, что мы с ней расстались. Я вовремя ее взял в группу «ВИА Гра» и вовремя отпустил. Все было очень вовремя. А заниматься сольным женским проектом у меня тогда не было желания. Мне хватало Валеры и группы «ВИА Гра», я был загружен по горло. Сольный проект я взял и почувствовал в нем необходимость, когда Вера Брежнева ушла из группы. В 2008 году мы с ней попробовали, и к 2010 году у нас получилось. Потом я занимался карьерой Полины Гагариной.

О ВАЖНОСТИ ЛИЧНОГО КОНТАКТА С МУЗЫКАНТАМИ

— Если человек тебе неприятен и не вызывает симпатий, глубинных эмоций, тяги к себе, хорошие песни не рождаются. Ты не можешь положить на клавиатуру гору денег и вдохновляться этим. Ты вдохновляешься людьми, для которых пишешь песни. Я не продал за всю жизнь ни одной песни, потому что все песни я пишу только своим артистам, своим людям. Или для фильма, в котором участвую как композитор, или для мюзикла, то есть я пишу только для своих.

(Елена Север, «Теленеделя», 17.01.2019)