Оценка 9 из 10

В рамках программы «Особый взгляд» Каннского фестиваля показали фильм Кантемира Балагова «Дылда». Главные роли исполнили молодые актрисы Виктория Мирошниченко и Василиса Перелыгина.

Новый фильм Кантемира Балагова - настоящее произведение искусства. Изысканное, балансирующее на опасной грани между прошлым и настоящим, на тончайшей плоскости мгновения - почти хрустального, совсем как фигура главной героини в первых кадрах. Контуженную зенитчицу по имени Ия называют дылдой из-за высокого роста, хотя внешне она скорее напоминает Мадонну с «Меленского диптиха» Жана Фуке - фарфоровая кожа, светлые волосы и брови, задумчивый взгляд куда-то вниз.

Она живет в послевоенном Ленинграде, работает медсестрой, воспитывает маленького мальчика Пашу - сына своей подруги. В больнице все думают, что это её ребёнок. Их взаимодействие выступает удивительным художественным материалом. Мы видим цитату Тарковского из «Сталкера» - оператор Ксения Середа снимает верхний план девушки и ребёнка, лежащих в постели. Ещё один эстетически потрясающий кадр - почти иконический образ «матери с младенцем» через замерзшее стекло трамвая.

Уже с первых минут автору удаётся поразить зрителя. Перед нами сцена игры мальчика с Ией, которая заканчивается неожиданной, болезненно неприятной смертью ребёнка - героиню во время игры охватывает ступор, она наваливается на него всем телом, а он - не в силах её столкнуть - медленно и тихо погибает от удушья.

Совсем скоро мы видим мать мальчика - Машу, она осталась на фронте «мстить» за погибшего мужа и дошла до Берлина, а сына доверила подруге. Почти сразу она спрашивает о нем, но не получает ответа. И, конечно, очень быстро догадывается, что он умер, но почти никак не реагирует. Смерть в это время - такая обыденность. А вот танцы - почти забытое удовольствие. Хочется на них отправиться, чтобы, наконец, почувствовать себя живой, или снова почувствовать в себе жизнь?.. Для этой цели подойдёт один из местных повес, которого Маша настойчиво склоняет к комично неловкому сексу на заднем сидении автомобиля, предварительно отправив подругу на прогулку с его товарищем. Ия - высокая и сильная - ломает спутнику руку при попытке приблизиться к ней, а вернувшись, ещё и вытаскивает из машины партнера Маши, несколько раз уверенно ударив его головой об асфальт. Сильные - как морально, так и физически женщины - та призма, через которую просачивается фабула фильма.

Ия действительно очень крепка физически, тогда как миниатюрная огненноволосая Маша - обладает невероятно мощным, бескомпромиссным характером.

Ее как будто бы нельзя поразить. На все упреки и болезненные вопросы она отвечает именно то, что от неё хотят услышать, не пытаясь ничего никому доказать или оправдаться, и тем самым возвышая себя над оппонентами. На замечание человека, еще не знающего о её потере, - «Вы не представляете, что такое хоронить детей» - она с умиротворенной улыбкой отвечает: «Да, бог миловал». Намёк на «вспомогательные функции», которые Маша якобы исполняла на фронте, она парирует выдуманной гиперболизированной историей о плеяде мужчин, которые прошли через неё за эти годы.

Выясняется, что Маша больше не может иметь детей из-за травмы, полученной в боевых действиях. Более того, она прекрасно об этом знает, но живет в самозабвенной иллюзии, надеясь на чудо. Этим чудом оказывается «дылда» - Ия. Маша считает, что та должна ей ребёнка, так как не уберегла её сына. Эта задача, однако, для Ии представляется практически невозможной, а точнее - невыносимой. В ее фигуре, движениях, поведении и, кажется, мыслях есть только аскетический эстетизм, но не эротизм.

Каждый раз, когда Ия замирает, это сопровождается звуком звенящей тишины, которая не молчит. В фильме практически нет композиционных пустот, они заполнены игрой света, солнца или свечи на лицах героев, насыщенным зелено-красным решением мизансцены или отдельных деталей... Камера снимает, как зелёная краска медленно стекает по стене, как кружится зеленое платье, как сушится красное белье, как брызгает алая кровь из носа, как пачкается в той самой зеленой краске Ия, когда пытается силой поцеловать подругу в губы. Физическая любовь в фильме вообще повсеместно сопряжена с насилием - моральным и телесным. Это в очередной раз высвечивает противоестественность, несовместимость явлений войны и любви. Нежности и насилия, чувства и смерти.

Но война уже ушла, и потому последняя фраза фильма как бы на всякий случай еще раз проговаривает победу над ней: «Чувствую».

Анна Стрельчук, InterMedia