
Никита Панфилов: «Сначала считал, сколько человек меня назовут Лениным, после шестидесяти успокоился»
О РАБОТЕ В МАЛОМ ТЕАТРЕ
— В Малом театре работает моя однокурсница Настя Дубровская, и Юрий Соломин сказал: «Было бы хорошо, если бы Никита у нас работал». Это ее слова, не мои. Старший брат Насти режиссер Алексей Дубровский предложил: «Давайте поставим спектакль и позовем его». Юрий Мефодьевич (Соломин. – Прим. ред.) дал добро. На первую встречу с худруком меня Дубровский и привел. Проводил до кабинета Соломина. Юрий Мефодьевич — уникальный человек, старой гвардии, крепкой закалки. Таких, как он, совсем мало осталось. Разве что Гафт да Збруев держатся. Посидели, пообщались. «Ничего, если на ты?» — спросил меня Юрий Мефодьевич. «Конечно». — «Нет, я — на ты, а ты — на вы», — и хитро улыбнулся.
Меня пригласили на одну из ролей в постановку «Физики» по Дюрренматту. Когда я смотрел программку спектакля, оказалось, что мои партнеры по сцене практически все народные или заслуженные артисты. У меня пока звания нет.
О ВОЗВРАЩЕНИИ НА ТЕАТРАЛЬНУЮ СЦЕНУ ПОСЛЕ ШЕСТИЛЕТНЕГО ПЕРЕРЫВА
— У меня поджилки тряслись, так было страшно. Когда я приехал в первый раз в Малый театр, вышел на сцену, просто вдохнул ее запах и поцеловал кулису. Я от театра отвыкал несколько лет, но сцена — это наркотик. Без нее ломка была. Мне снилось, что я забываю текст во время спектакля...
Видимо, из-за этого и на спектакли не ходил несколько лет. Не понимал, что я буду делать в зрительном зале. Потом отпустило, конечно. Это очень сложно: ты же проникаешь всеми фибрами души в театр, в профессию. После показа устаешь адски, ты мокрый весь, сил нет даже ходить. Но от этого просто счастлив. Эмоции ни с чем не сравнить. Наверное, гонщики «Формулы-1» испытывают то же самое.
ОБ УХОДЕ ИЗ МХТ ИМ. ЧЕХОВА
— Не видел роста. Это как в спорте: нет развития — надо уходить. Я три года не мог решиться на этот шаг. А когда погибла Марина Голуб, царствие ей небесное, у меня слетело несколько спектаклей — «Изображая жертву», «Тартюф», в которых мы с ней партнерствовали. Смерть Марины стала знаком для меня. Я наконец покинул МХТ, но не хлопнув дверью, а, наоборот, душевно простившись с руководством, с Олегом Павловичем.
Там была такая история. Я пришел к помощнице Табакова с заявлением. Она посоветовала: «Не пиши сейчас никаких дурацких бумажек, отработаешь сезон и уходи». Так я и сделал, по завершению сезона вновь написал заявление. Но в конце августа мне позвонили и снова пригласили на сбор труппы. Оказалось, Олег Павлович по непонятной мне причине порвал мое заявление. И я начал очередной сезон в Художественном театре. Видимо, я должен был кармически отработать ровно десять лет там.
Завершив юбилейный для себя сезон, я расцеловался с Олегом Павловичем и ушел. Признаюсь, почувствовал такое облегчение! Потому что хочу играть, а не подыгрывать, хочу творить, а не смотреть, как это делают другие.
О РАБОТЕ В МХТ
- Я благодарен Господу за то, что десять лет проработал в Художественном театре. Это была школа, несравнимая ни с чем. Не было бы МХТ, наверное, не было бы ничего дальше. Но сейчас я скучаю только по людям, с которыми работал. Мне не хватает Олега Павловича Табакова. В нем была невероятная легкость. Казалось, он никогда не расслаблялся, никогда не уставал... Учась на третьем курсе в Школе-студии МХАТ, я впервые вышел с ним на сцену в спектакле «Амадей». Он играл Сальери. Стоя на сцене, опирался на суфлерскую будку, говорил монолог. А я подходил и просто накрывал его халатом. От Табакова исходила такая энергия, которой не мог обладать обычный человек.
ПУТАЛИ ЕГО С МАКСИМОМ СУХАНОВЫМ?
— Путать не путали, но всегда говорили, что мы очень похожи. Еще с Лениным регулярно сравнивают. Сначала считал, сколько человек меня назовут Лениным, после шестидесяти успокоился.
О РОЛЯХ, ЗА КОТОРЫЕ ЕМУ СТЫДНО
— Есть, и не одна, а несколько. Не буду их называть. Увидев один фильм с моим участием, я вышел из кинотеатра. Мне было тяжело смотреть, что получилось в принципе. А за себя — просто стыдно. Почему не подсказал режиссер, не почувствовал сам, что получилось так плохо?
Нельзя относиться к профессии «и так сойдет». Я с этим борюсь до последнего патрона. Когда мне говорят: «Да ладно!» — я готов не разговаривать с этим человеком. Если ты что-то делаешь, должен делать на 100% или не делать вовсе. Я самокритичный актер, но не рефлексирующий, Бог миловал. Никогда ни на кого не сваливаю свою вину. Могу критиковать только себя, все остальное — не мое собачье дело.
О ТОМ, МОЖЕТ ЛИ ТАЛАНТЛИВЫЙ АКТЕР ПЕРЕИГРАТЬ ДЕТЕЙ И СОБАК
—Переиграть собаку невозможно, если ты плохой актер. Все остальное — лукавство и оправдание, что, может быть, ты чего-то не можешь. Почему говорят, что нельзя переиграть детей и собак? Потому что они живут — не играют. Так живи на сцене, в кадре, не лицедействуй, пропускай через себя!
О ПАНДЕМИИ
— Когда началась пандемия, все по домам разбежались. И для меня наступило время, когда наконец я переделал кучу накопившихся дел и занялся земледелием. Мне нравится копаться в земле. Сам удивился, но поставил парник. Купил семена, вырастил рассаду болгарского перца. В итоге перцев было столько, что не знал, куда их девать. Теперь в семье есть свои картошка, огурцы, помидоры, горох, подсолнухи. Теща закатывает в банки плоды всех наших общих трудов. А еще я научился коптить рыбу.
(Зоя Игумнова, «Известия», 07.09.20)