О РАЗОЧАРОВАНИИ В БАЛЕТЕ

— Знаете, я давно разочарован в своей профессии, в культуре, в образовании. Я очень честно исполняю свои обязанности и не вижу по-настоящему целесообразной государственной политики, направленной на сохранение образования и культуры. Мне не интересно. Вот все, чем я занимаюсь, мне вообще не интересно, мне вообще не хочется это делать. Я это делаю по одной простой причине — когда я на что-то соглашаюсь, всегда это доделываю.

Закончив танцевать, я сказал: “Никогда больше не пошевелю даже ресницей”. Потому что я не приемлю физический труд, с моей ненавистью к движению мне вообще непонятно, как я стал артистом балета.

О СВОЕМ ПЕРВОМ УЧЕНИКЕ В БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ АРТЕМЕ ОВЧАРЕНКО, УШЕДШЕМ К ДРУГОМУ ПРЕПОДАВАТЕЛЮ ВО ВРЕМЯ ЕГО КОНФЛИКТА С АДМИНИСТРАЦИЕЙ

— Вы знаете, этот мальчик оказался на удивление серым внутри. Когда мне стали говорить, что он такой озлобленный, я не верил. Я Тёму люблю точно так же, как и Дениса, и Анжелину (ученики Цискаридзе — Денис Родькин и Анжелина Воронцова. — Прим. ред.), несмотря на то, что он — мне не стыдно это сказать — подонок, но я во многом его оправдываю. Человек, который алчный очень, хочет любыми путями пролезть — он наступит на кого угодно, продаст кого угодно. Но, понимаете, его можно оправдать, если встать на его точку зрения. Другое дело, что есть какие-то высшие идеалы, и они у всех разные.

Артем очень амбициозно считал, что он непревзойден, и это, к сожалению, большой грех для всех артистов — когда у них исчезает самокритика.

О ТОМ, КАК ЕМУ ПРЕДЛОЖИЛИ АМЕРИКАНСКОЕ ГРАЖДАНСТВО В 1991 ГОДУ ВО ВРЕМЯ ПУТЧА

— Нам всем предложили, но нам никто об этом не сказал. Я помню единственную вещь, которая меня потрясла: мы же не знали, что это произошло, у нас был выходной день, мы должны были ехать в Walmart, по-моему, называлась сеть магазинов. И вот мы все, дети, собирались в холле отеля. Нас все не выпускают, даже выйти на улицу не дают. Мы-то не знаем, а весь отель был окружен журналистами. Я в туалет побежал на первом этаже, за мной зашел чуть-чуть старше меня парень. Когда я вышел ручки мыть, со мной заговорил человек, на русском языке какие-то вопросы стал задавать. А мы ничего не знали, вот просто вообще, даже намека на то, что что-то произошло в Советском Союзе. Я стал ему отвечать, помыл руки, стою, сушу, и мы выходим, и этот дяденька идет со мной. А вот этот мальчик побежал и на меня настучал. У меня в те сутки были жуткие проблемы. Меня чуть не прибили просто. Хотя я не понимал, что происходит. Мы когда вошли в PanAm (самолет американской авиакомпании. — Прим. ред.) и только мы были в гигантском “Боинге”, нам сразу стало понятно, что-то не то. Какая-то из американских стюардесс говорила на русском языке, что все очень плохо в Советском Союзе, что нас везут в тюрьму.

Когда мы приземлились, были танки на взлетно-посадочной полосе, и нам каждому эти стюардессы, рыдая — мы за эти 11-12 часов полета с ними там побратались, естественно, — нам в пакетах мусорных сложили кока-колу, чипсы, бутерброды, потому что они были уверены, что нас везут в тюрьму.

Этот кадр, как дядя Гена Хазанов — для меня он просто дядя Гена — висит, держась за клетку, которая отделяла таможню, навсегда остался. И вот пустое Шереметьево, ни одного человека, никто нам ни штамп не ставил, нас посадили в автобус, и пока мы ехали сквозь танки — долго достаточно, мы их видели — на Фрунзенскую набережную, где школа была и где нас родители забирали. Хазанов нам что-то рассказывал, веселил нас. Он просто нам дал концерт, потому что у нас немножко был шок. Потом уже мы узнали, что нам гражданство предложили и так далее.

О ТОМ, МОГ ЛИ ОСТАТЬСЯ В США, ЕСЛИ БЫ УЗНАЛ О ГРАЖДАНСТВЕ

— Ну какие США, нафига оно мне нужно было? Мама и Большой театр — меня что-то интересовало в жизни? Меня вообще кроме Большого театра никогда ничего не интересовало. Вернее, где-то с 10 лет вообще просто не было другой мечты. Меня после школы сразу пригласили в школу “Ковент-Гарден”. Я сказал “нет”.

О ДВИЖЕНИИ #METOO

— Если, не дай бог, откроет сегодняшний Большой театр рот… Просто в России #MeToo не принято. Понимаете, девочка одна сказала все честно — ее чуть не убили. Зачем? Они боятся жутко. Ни один человек не выходит на сцену без этого всего. И мальчики тоже. К сожалению.

О ЛЖИ В СВОЙ АДРЕС

— Количество лжи, вброшенной в мой адрес с момента появления интернета в России, зашкаливает. У бывшего генерального директора целый штат работал на то, чтобы обо мне писали гадости в газетах и в интернете. У нынешних руководителей работает штат людей, пранкеров и так далее. Я знаю, кто это оплачивает. Мало того, это еще и соответствующие органы знают.

Понимаете, если бы хоть что-то из того, что они вбросили, было бы правдой, я бы сейчас сидел и с вами разговаривал в этих стенах? Маловероятно. Потому — фейк есть фейк. Зачем на это обращать внимание?

Понимаете, что очень интересно: любое мое присутствие на спектакле, любое мое слово, сказанное о ком угодно, придает вес. Я свое положение заслужил на сцене, делом, а они хотят на моем горбу прославиться. Почему я очень давно сказал, что в карьере некоторых артистов навсегда, сколько бы им ни дали ролей, будет только одно: они когда-то выпускались у Николая Цискаридзе. И используя мое имя, они к себе постоянно привлекают внимание. Вот во всем этом скандале с Сережей Филиным моя фамилия больше всего привлекала внимания, просто она не принесла ему пользы, потому что никто не запомнил его фамилию, но мне рекламу сделали как никому.

(РИА «Новости», 23.03.21)