Оценка: 10 из 10

Премьера фильма «Титан» состоялась на 74-м международном Каннском кинофестивале, где лента получила главный приз – «Золотую пальмовую ветвь». Режиссёр: Жюлия Дюкурно. В ролях: Венсан Линдон, Агата Руссель и другие.

Незадолго до победы «Титана» из твиттера пришел слух, что он возьмёт «Золотую пальмовую ветвь». По-видимому, иронизируя над этим, председатель жюри Спайк Ли объявил исход в самом начале церемонии, как бы отменяя этим жестом возможность триумфа «Титана». Однако, вопреки всем ожиданиям, в конце церемонии он уже без иронии подтвердил победу «Титана».

Во второй по значимости программе фестиваля – в «Особом взгляде» тоже награду забрала женщина, Кира Коваленко, снявшаяся про очень тесные просторы Кавказа и тяжёлое существование девушки Ады в обстоятельствах тотального непонимания и отсутствия голоса. Это очень разное кино, но с уверенностью можно сказать, что ни та, ни другая награды не были выбраны по гендерному принципу. Если Коваленко говорит о силе языком слабости и нежности, то Дюкурно реализует священное насилие: измывается над зрителем, используя все запрещённые и не очень приёмы, то атакуя зрителя, то доводя его до экстаза. В этом смысле Дюкурно следует парадигме провокационного кинематографа в духе Гаспара Ноэ, тоже представившего новый фильм на 74-м Каннском фестивале, Ларса фон Триера или Дэвида Кроненберга, у которого она заимствует влечение к машинам.

Победа фильма Жюлии Дюкурно переворачивает правила игры в производстве кино по двум причинам: во-первых, это всего лишь вторая за всю историю Каннского фестиваля победа женщины-режиссера (после Джейн Кэмпион с фильмом «Пианино»). Во-вторых, эту работу выбрали не из-за конъюнктурной повестки, а потому, что она, как и прошлогодние «Паразиты», значительно выделялась на фоне других фестивальных картин, заигрывая с жанром, деконструируя его, возрождая на останках феминистского боди-хоррора новую парадигму и новую синтагму в кино.

«Титан» — это безусловно низовое кино, сотканное на территории миноритарности, микропоэтики и микрополитики, а потому и выбор его в качестве победителя — ошибка, сбой, щемящее смещение, как и неожиданный слив результатов Спайком Ли, о котором он сам, кажется, пожалел. Такое возмутительное кино не побеждает в Каннах, а вызывает возмущение зала и необходимость вызова скорой помощи для некоторых зрителей (как это было с рядом показов Гаспара Ноэ).

Так, «Титан» — это насилие, которое имеет смысл, пощёчина «папочкиному» кино и изысканному и утончённому кинокритическому вкусу, это китч, кэмп и карго, вывернутые наизнанку и ставшие авангардом. На фоне «Титана» «Искушение» Пола Верховена выглядит вполне привычным фильмом, как и «Неоновый демон» Николаса Виндинга Рефна — обычной картиной о красоте на языке эстетики.

Алексия, мать хаоса, с самого детства отличается непокорным нравом, взращённым в ней то ли абьюзивными родителями, то ли удушающей теснотой социального порядка. Она с самого начала стремится освободиться от невыносимой легкости мещанского бытия, а для этого нужно как минимум разнести себе полголовы (навсегда сбросить с себя бремя конвенциональных стандартов красоты), а как максимум — забрать с собой в Тартар (нижнее небо, где обитают мифологические титаны, приверженные богами) как можно больше людей.

Это кино о свободе даже вне эмансипаторной диалектики, укладывающейся в кожевско-гегелевскую логику раба и господина. «Титан» — это вакхическая ярость, это месть преданной забвению Лилит или первого человека-андрогина до всякой гендерной (и сексуальной) бинарности.

Алексия не однозначно положительный персонаж, не героиня и не жертва, ей не нужны права, так как она уже ими обладает, от симпатии и эмпатии, которые у зрителя вызывают первые сцены с ней, нарратив движет дальше — к недоумению и неподдельному страху.

Нет смысла пересказывать сюжет этой картины (тем более что сама режиссер заменила синопсис описанием металла), но можно перечислить референсы, к которым апеллирует и сама Дюкурно. Это, в первую очередь, фильм «Автокатастрофа» Дэвида Кроненберга по произведению Джеймса Балларда, а ещё «Сало» Пазолини, фильмы дель Торо и Карпентера. Со всеми ними ее работу роднит неприкрытая монструозность, дерзость и недосказанность в авторском посыле. Тем не менее, обвинять «Титана» во вторичности по отношению к тому же Кроненбергу попросту неверно. «Автокатастрофа» хоть и повествует о новой жизни и новой плоти, но делает это старыми способами, прибегая к объективации и эдипизации изображения. В то же время фильм Дюкурно — это женский, в каком-то смысле предшествующий мужскому взгляд, особая оптика и перспектива.

Чтобы дать приз фильму Дюкурно фестивалю в Каннах нужно было даже не «повзрослеть» (как выразился Венсан Линдон на завершающей Канны конференции), а стать ребёнком, животным, киборгом или сумасшедшим, то есть сломаться, слететь с катушек, сойти с ума. Так, это решение — не вне политики и не в рамках искусства, но оно эстетизирует политику и политизирует искусство, взывая к новому несвоевременному (сверх)человечеству, которое всегда еще не существует.

Анна Стрельчук, Канны, InterMedia