Райан Рейнольдс: «Моя проблема в том, что характерный актер попал в тело героя-любовника»

О НАЧАЛЕ СВОЕЙ АКТЕРСКОЙ КАРЬЕРЫ
— С тоской вспоминаю те золотые времена, когда после пары гамбургеров и бутылочки пива можно было прилечь на диван и уставиться в телевизор. Но потом, когда меня стали приглашать в триллеры и картины о супергероях, пришлось уничтожать себя в спортзале, наращивать мускулы, выправлять осанку и менять гардероб… Вот так я и покатился по наклонной плоскости.
КАК ОТНОСИТСЯ К ТОМУ, ЧТО ЕГО НАЗЫВАЮТ ОДНИМ ИЗ САМЫХ СТИЛЬНЫХ МУЖЧИН ГОЛЛИВУДА
— С юмором и опаской. Никто ведь при этом не дает определения стиля. Вот для меня самым стильным актером был и остается Марлон Брандо. Он никогда не гнался за модой, но цельность образа у него была потрясающей — ни одной фальшивой ноты ни в одежде, ни в поведении, ни в выражении лица. Вот это, по-моему, и есть стиль. А сколько, прости господи, так называемых икон стиля ушло в небытие, не оставив и следа в памяти зрителей? Не сосчитать! Нет уж, для меня цельность гораздо важнее моды, и если это у меня получается, то тогда я с удовольствием приму эпитет «стильный».
Возможно, тут дело еще и в моем происхождении. Канадцы не только бережливые, но и медленные, поэтому мода на приспущенные штаны до нас еще не дошла. Одеваемся аккуратно и по фигуре. И вдруг выясняется, что это жутко сексапильно! (Улыбается.)
О ЮМОРЕ В СВОИХ РОЛЯХ
— Я и сейчас стараюсь привнести в каждый образ максимум юмора. В моей новой картине «Дэдпул» у меня была сцена с дракой. Очень жестокой и очень долгой. Я решил: а не сыграть ли мне великого Мухаммеда Али, который гениально соединил бокс с балетом? И стал припрыгивать, элегантно уходить от ударов, пританцовывать, да так, что мой партнер Эд Скрейн скорчился от смеха и тоже включился в игру. Сцену мы отработали на одном дыхании, и режиссер остался доволен. То есть герой, супергерой, экстрагерой — все они, как мне кажется, должны быть прежде всего людьми, а не роботами-победителями. В конце концов, я хочу, чтобы мои дети, когда они вырастут и посмотрят картины с моим участием, увидели именно своего папу, а не тупую гору мышц с тяжелой челюстью.
КАКОЙ ОН ОТЕЦ?
— Не просто сумасшедший — безумный, абсолютно чокнутый! Когда я вижу дочку, мне хочется одновременно обнимать, воспитывать и дурачиться с ней. Никогда не думал, что отцовство так повлияет на меня.
СТАЛ ЛИ ДОМОСЕДОМ ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ ДОЧЕРИ?
— Да я в общем-то никогда и не был гулякой. Папарацци, как ни старались, не смогли поймать меня на горячем — барам и клубам я всегда предпочитал диван и книжку. Но я вырос в семье, где три брата были старше меня, и все меня в меру сил и ума воспитывали, что категорически мне не нравилось… Мне настолько все осточертело дома, что я мечтал вырваться на волю. И лишь вырвавшись, понял, что дом — это не клетка, а гнездо. Теперь я сам стал старшим в семье, и до меня стало доходить то, чего я раньше не понимал. Например, что нужно уметь прощать. Никто в этой жизни не будет существовать по твоему шаблону, у каждого свои приоритеты, свои цели, и нечего психовать, если они не совпадают с твоими. Я сейчас просто поражаюсь тому, как мои родители справлялись с четырьмя своенравными пацанами. Сколько же мудрости и терпения им понадобилось!
ДОСТАЮТ ЛИ ЕГО ПАПАРАЦЦИ?
— Ладно бы меня, так ведь им ребенок мой интересен! Я не понимаю: дети все похожи друг на друга, зачем вам именно моя девочка — она ничем не отличается от других, лицо самое обыкновенное, зачем ей нервную систему портить?! Мы с семьей поэтому и поселились в маленьком городке, чтобы избавиться от назойливого внимания.
КАКИХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ ЖДЕТ ПОСЛИ РОЛИ В «ДЭДПУЛЕ»
— Прежде всего — разных. Один коллега как-то сказал, что моя проблема в том, что характерный актер попал в тело героя-любовника. Я действительно обожаю играть характерные роли, но тут важно не загнать себя в штамп. Сколько можно вспомнить примеров того, как многообещающие ребята проваливаются в типаж и копируют, копируют самого себя десятилетней давности, а потом просто выбрасываются из индустрии за ненадобностью. Играть наперекор своей внешности гораздо интереснее.
(Юлия Ринч, «Телепрограмма», 03.02.16)