Максим Леонидов: «Свою сентиментальность сваливаю на старость и алкоголизм»

О СВОЁМ ДОМЕ

— Этот дом построен в сложное время. Я жил у друзей, сильно устал от бытовой неустроенности и от того хаоса, в котором пребывал последние ­несколько лет. И однажды я просто сказал себе: хватит, пора все взять в свои руки и покончить с безалаберным отношением к самому себе. Нашел участок земли недалеко от Петербурга и стал возводить дом. Хотя семьи у меня в то время не было и постоянной девушки тоже, я надеялся на то, что вскоре все изменится к лучшему. Иначе строил бы не 400 кв. м, а 40: одному мне много не надо. Оказалось, что главное — это правильно наметить цель, и тогда все исполняется. В этот дом я въехал в мае 2003 года, в июне встретил Сашу. Той же осенью она пришла сюда хозяйкой, и через год у нас родилась Маша.

О ЖИЗНИ ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ ИЗ ИЗРАИЛЯ

— Первое время я жил по друзьям. В Москве — у своего товарища Андрея Макаревича, а в Петербурге — у Саши Зальцмана. Они оба были холостыми, и когда я приезжал, наступал праздник. (С улыбкой.) Кстати, у Макаревича я в основном останавливался в его загородном двухэтажном доме. И именно тогда решил для себя, что если когда-нибудь построю собственный дом, то только одноэтажный. По закону подлости, уже одевшись и обувшись, я каждый раз замечал отсутствие телефона или ­бумажника, забытые в спальне на втором этаже. Приходилось разуваться, ведь везде ковролин, и, чертыхаясь, подниматься наверх. 

Сколько себя помню, я всегда хотел иметь дом. В детстве мы часто переезжали с места на место, потому что жизнь папы, с которым я рос, была нестабильной. Первое время мы жили недалеко от Александро-Невской лавры в двухкомнатной квартире, которую Театр комедии выделил моим родителям, актерам. Хорошая была квартира, с окнами на Неву. В том месте она чудесная, не в граните… К реке можно спуститься порыбачить, помечтать. Для нас, мальчишек, это был целый мир! Фантазировали, что где-то поблизости затонул корабль, перевозивший драгоценный груз с Монетного двора. Но после маминой смерти (ее не стало, когда Максиму было пять лет. — Прим. ред.) мы с отцом, его новой женой и их ребенком пере­ехали ближе к центру, на Полтавскую улицу, в «трешку». Там уже у меня появилась своя комната. И даже рояль. Правда, в 10 лет я поступил в Хоровое училище имени Глинки, при котором был интернат, и предпочел жить там, хотя очень скучал по дому. Учились мы допоздна. И помимо того что меня элементарно некому было возить на занятия, у нас с мачехой Галиной Ивановной не сложились отношения… 

ОБ ИНТЕРНАТЕ

— Ничего страшного там не было. Да и я рос бойцом. Если что, сразу в репу бил без разговоров. Вероятно, повлияло дворовое детство. С папой у нас всю жизнь были чудесные отношения. Но что один мужчина может сделать? У ребенка должны быть родители и дом. На мое счастье, когда мне было лет 12, папа развелся и вскоре встретил Ирину Львовну, которая заменила мне маму. Я же для нее стал единственным и любимым сыном. Она намного младше отца. В то время ей было тридцать с хвостиком, красавица — вылитая Софи Лорен. Обратили внимание на ее портрет у меня в кабинете, рядом с отцовским? Ей сейчас 75, и она по-прежнему красива. Общий язык мы нашли с первого дня, мне с ней было невероятно интересно. Однажды я взмолился: «Обещаю мыть посуду, полы — все что угодно… Только заберите меня, пожалуйста, домой!» Мы втроем поселились на Мойке, в 15-метровой Ириной комнате. Мне поставили раскладушку у окна, и я был абсолютно счастлив. Наконец-то я обрел дом и дружную семью. К тому же мы жили в десяти минутах ходьбы от училища. 

О ЗАНЯТИЯХ МУЗЫКОЙ В ДЕТСТВЕ

— Я вырос за кулисами Театра комедии, в котором, как упоминал, работали мои родители. И при первом удобном случае лез на сцену петь. Но играть арпеджио, этюды, гаммы, как любой нормальный ребенок, не любил. Слава Богу, папа понимал, что мальчик растет талантливым, хотя и с ленцой, а такого и полупцевать не грех — есть ради чего. Иногда, чтобы я сосредоточеннее занимался, папа с ремнем садился рядом. Но выпорол всего один раз в жизни, и совсем по другому поводу. Как-то я из чужой куртки в школьном гардеробе стащил 15 копеек. Меня разоблачили,­ папу вызвали в школу, и дома он меня выпорол по-настоящему, было больно, но не обидно: понимал, что за дело. После случившегося стонал не я, а папа — так ужасно переживал. 

В детстве моими любимыми игрушками были немецкие игровые карты с портретами композиторов. Бах, Моцарт, Дворжак, Сметана… Я внимательно и подробно их рассматривал — по сей день помню каждый завиток на их париках.

То, что они сочиняли музыку, которая жива до сих пор, невероятно меня будоражило. И поступление в Хоровое училище стало ­моим собственным желанием. Мы с папой пришли на прослушивание и увидели в зале двух старшеклассников, играющих в четыре руки «Картинки с выставки» Мусоргского. Это было для меня сродни чуду и настолько сильно проняло, что я твердо решил научиться играть так же, как они. Вот таких детей учить из-под палки резон есть. Я нашу Машу попробовал к музыке приобщить, взял ей преподавателя, но видел: ей неинтересно. Однажды решил сам с ней позаниматься. Сел, открыл какой-то этюд и сыграл так, как он должен звучать. Повернулся радостный и спрашиваю: «Хочешь, чтобы и у тебя так же получилось?» И вдруг слышу в ответ: «Нет, не хочу». 

Ну и какой тогда смысл мучить ребенка? Подождем, может быть, когда-нибудь музыка ее увлечет. Наши с Сашей дети растут за кулисами. И мама их с собой в театр берет, и я. Также ходим с ними на разные спектакли. Не могу сказать, что Маша воспринимает это с энтузиазмом. Леньке больше нравится. 

О ТРЁХ ЖЁНАХ-АКТРИСАХ

— Мне очень хочется, чтобы мои дети чем-то всерьез интересовались. Пусть математикой, пусть историей. Лишь бы им было интересно жить. А женился на актрисах, поскольку не представляю себе, что, к примеру, обсуждать дома с зубным врачом. 

Любить театр и знать его изнут­ри — это разные вещи. Для меня важно говорить со своей женщиной о фильме, спектакле, музыке на одном языке. Вот с Сашей мы мыслим одинаково, ей не надо объяснять профессиональные нюансы, да и чувство юмора у нас похожее. Впрочем, от рода деятельности это не зависит.

КАК ПОЗНАКОМИЛСЯ С НЫНЕШНЕЙ ЖЕНОЙ?

— Я отлично все помню, хотя прошло 11 лет. Это случилось в тюне 2003 года. Мы с мамой Ирой отправились в Театр Ленсовета на спектакль «Фредерик, или Бульвар преступлений», где актриса Александра Камчатова играла ­главную женскую роль. Кринолин, нижние кружевные юбки, ноги, взгляд, губы… И флюиды, идущие прямо на меня. Ей, конечно же, сказали, что ­Леонидов ­пришел смотреть. Не то чтобы она мечтала привлечь мое внимание, но, как любая женщина, не могла пропустить это событие и иногда делала пассы глазами в зрительный зал. (Смеется.) А я откликнулся. Мне в ней понравилось все. И главное — тот посыл, который несла ее героиня. Бывает, артистка красивая, а толку никакого — не цепляет. Кстати, и маме Саша понравилась — когда та одергивала юбку, она шепнула мне на ухо: «И ножки, между прочим, хорошие!» Она в то время была сильно озабочена моей неустроенной личной жизнью, мечтала, чтобы у сына наконец-то удачно сложился брак. Весь спектакль она пихала меня локтем, а я на нее шикал. За кулисы я в тот вечер прошел, но не свататься, а поздороваться с Сергеем Григорьевичем Мигицко, который играл главную роль, по традиции поблагодарить всех артистов. 

На следующий день я позвонил своей приятельнице, которая работает в том же театре, и сказал: «Ань, узнай, пожалуйста, у Саши Камчатовой, не возражает ли она, если я ей позвоню? Если нет, то дай мне ее номер». 

Я позвонил и сказал: «Давайте где-нибудь днем встретимся, перекусим. Хочу с вами познакомиться поближе, вы мне понравились». 

О ЖЕНЕ

— Я присматривался к Саше как к женщине, которая могла бы стать моей женой и матерью моих будущих детей. Мы много разговаривали, и сначала ее наивность, к примеру, вызывала недоумение. 

Потом я полюбил в ней это беззаветно. Мой жизненный опыт показывает, что в человеке, с которым намереваешься долго и счастливо жить, должно все нравиться. Нельзя так: это люблю, а то нет. Переделать никого невозможно — остается либо расстаться, либо все недостатки и особенности полюбить. (Смеется.) 

КАК УЗНАЛ О БЕРЕМЕННОСТИ САШИ?

— Испугался. Потому что про детей мы не говорили, лишь предполагалось, что мы их хотим. Я репетировал в Москве спектакль «Двое других», а Саша приехала навестить меня в мой день рождения. Встретил ее на вокзале, ­повез позавтракать в кафе, и тут она сообщает, что в положении. Я онемел. Потом сообразил, что выгляжу глупо, и произнес: «Чудесно!» (Смеется.) Но дальше — больше. Оказалось, что Саша была у врача, и тот, посчитав ее анализы плохими, предложил беременность прервать. Слава Богу, она этого не сделала! Потому что спустя пару дней другой доктор сказал, что все в порядке — можно спокойно рожать. 

ЧТО ПОЧУВСТВОВАЛ, СТАВ ОТЦОМ В 42 ГОДА?

— Я довольно сентиментален, и когда герои диснеевских мультиков целуются на закате, могу пустить слезу. Сваливаю это на старость и алкоголизм. (Смеется.) А вот когда рождались мои дети, ничего особенного не почувствовал. Хотя при Машином рождении ­присутствовал, стоял за стеклом палаты. И мне первому дали ее на руки — с синяками какими-то, красненькую такую… Главные эмоции пришли позже. Лет за пять до встречи с Сашей я оказался вместе с Борисом Гребенщиковым в Индии. Он познакомил меня с Муной — не знаю, как его назвать, не муд­рец и не гуру, но такой просветленный, он учился суфизму. И мне сказал: «Поезжайте в Египет, и ваша жизнь изменится». Я, честно говоря, об этом забыл. Но когда мы с Сашей, прожив месяца четыре вместе, отправились отдохнуть в Египет, то зачали там Машу. 

О ХАРАКТЕРЕ

— Саша у меня золотая. Это я бываю несносен, капризен, раздражителен. И лучше в такие моменты ко мне не подходить. При этом я не желаю закрываться в кабинете, а хочу на ком-то сорвать раздражение. (Со смехом.) 

Но Александра — умница. Не ведется на такие шту­ки, не обращает внимания, не фокусируется на моем настроении. Занимается своими делами: понимает, что скоро у меня это пройдет, главное — надо мужа накормить. Это теперь знает и Маша. Если ей нужна моя помощь по поводу, допустим, уроков, она начинает так: «Папа, я хочу тебя кое-что спросить. Ты уже поел?» А с Сашей мы действительно не ссоримся — это даже подозрительно. 

О «ГРУППИЗ» «СЕКРЕТА»

— Популярность «Секрета», конечно, не сравнить, например, с битломанией. Но все равно поклонниц у группы было много. Они нас встречали, провожали на вокзале, ездили за нами в другие города. Их гоняла милиция, и как-то раз шесть девчонок-фанаток ночевали в нашем с Колей Фоменко номере. Но нам и в голову не приходило этих девочек трогать в сексуальном смысле. 

Они же наши фэнс, как можно? Потом же они так и будут продолжать ездить за нами. И что с этим делать? Нет, с постоянными поклонницами никакой «любови-моркови». Про случайных врать не стану… Это другое. Но я давно изменился, так что Саша меня подобрала в правильном возрасте. К тому же какой смысл ходить налево от молодой красивой и сексуальной жены? Случись что, я сам себя сожру. ­Зачем? Не хочу. 

(Алла Занимонец, tele.ru, 17.07.14)