Режиссер Василий Сигарев больше не живет с актрисой Яной Трояновой. Об этом он рассказал в интервью шоу «вДудь», представленном на YouTube-канале проекта 4 февраля 2021 года. По словам создателя фильмов «Жить» и «Волчок», они с Яной не живут вместе с сентября.

- До этого еще полтора года жили вместе, на одной территории, - рассказал Сигарев Юрию Дудю. - Насколько я понял, Троянова разлюбила меня как мужчину. Сказала мне... Я даже ходил к психиатру. Не мог отпустить.

По словам режиссера, он сумел пережить расставание.

- Тебе некомфортно. Но время лечит, - сказал Сигарев. - Пытался поговорить... Но если не устраивает что-то в человеке, лучше не продолжать.

В почти двухчасовом видео Василий Сигарев и Юрий Дудь поговорили об отношении к действующей власти и к Алексею Навальному. Режиссер рассказал также о своих фильмах, о достопримечательностях Нижнего Тагила, где он сейчас живет, и заявил, что «телевизор должен умереть», а «алкоголь — хуже наркотиков».

Юлия Снигирь стала героиней очередного выпуска YouTube-шоу «Света вокруг света». Премьера состоялась 15 февраля 2025 года.

- На экране она часто воплощает образы холодных неприступных красавиц, но в жизни Юля очень ироничная, остроумная и отзывчивая собеседница, которая с легкостью подхватывает любую тему, - говорит ведущая Светлана Бондарчук.

Светлана и ее гостья обсудили один из последних громких проектов с участием Снигирь – фильм «Мастер и Маргарита». Юля напомнила, что была утверждена в проект еще с другим режиссером (Николаем Лебедевым), когда Мастера мог сыграть Максим Матвеев. Когда же режиссерское кресло занял Локшин, то он отменил весь каст, кроме Снигирь, а одним из главных претендентов на роль был Юра Борисов (который, по ее словам, переживал из-за их разницы в возрасте), но Юля была уверена, что утвердят Цыганова. Актриса рассказала, как они перед съемкой одной из важных сцен поругались с мужем Евгением Цыгановым и не разговаривали, и режиссеру Михаилу Локшину пришлось нелегко, а также объяснила, почему нельзя мечтать о роли Маргариты.

Снигирь рассказала о своем детстве в городе Донской Тульской области, буллинге в школе, где она была гадким утенком, о переезде в Москву и отношении к этому решению окружающих, учебе в педагогическом институте (объяснив, почему не стала педагогом) и выживании в столице в юности.

Светлана и Юлия обсудили первый брак актрисы (от которого ей досталась фамилия Снигирь), ее знакомство, начало романа и жизнь с Евгением Цыгановым (совмещение графиков, традиции, общение с семьей), воспитание сына Федора, который, по словам Юлии, унаследовал от своего папы чувство юмора.

Артистка призналась, что не любит светскую жизнь и тусовки (что позволяет ей следить за своей внешностью), а также интервью, описала свой обычный образ жизни во время съемок и без них, поделилась впечатлениями от работы с Паоло Соррентино в сериале «Новый папа», с Владимиром Мирзоевым в сериале «Преступление и наказание» и других проектах.

Фигурист Дмитрий Соловьёв сделал предложение руки и сердца гимнастке Дине Авериной в День всех влюбленных 14 февраля 2025 года. Девушка опубликовала фотографию собственной руки с кольцом на безымянном пальце.

- Я сказала «Да». 14.02.25, —подписала снимок в соцсетях Дина.

- Ты сказала «Да»! Я самый счастливый человек во всей вселенной! Люблю тебя, мое солнце, — написал Соловьёв в комментариях под постом.

Спортсмены познакомились осенью 2024 года, когда попали в пару на телешоу «Народный ледниковый». С первых выступлений публика заметила, что между Диной и Димой есть нечто большее, чем просто спортивное партнерство. В январе они объявили о своем романе и отправились в совместный отпуск в Абу-Даби.

Для 26-летней Дины Авериной брак с фигуристом станет первым. 35-летний олимпийский чемпион Соловьёв был женат на Екатерине Лобановой, у них есть сын. После развода у фигуриста было несколько громких романов, в том числе с керлингисткой Анной Сидоровой.

Рынок искусства сегодня находится в постоянном движении, реагируя на малейшие изменения в обществе, экономике и культуре. В интервью с обозревателем платформы ХУДОЖНИКИ/ARTISTS, созданной при поддержке Президентского фонда культурных инициатив, известный художник Семён Кожин рассказал о нюансах реализации произведений и взаимодействии с покупателями, логистике и страховании картин, а также о том, как изменилось положение российских авторов на зарубежных площадках.

— Ваши картины неоднократно принимали участие в зарубежных выставках, приобретались иностранными коллекционерами, а «Берёзки» даже попали в собрание королевы Елизаветы II. Российским художникам везде были рады?

— Арт-рынок работает по тем же законам, что и любой другой: если твои работы продаются, тебе рады. Особенно на солидных платформах. Их цель — свести покупателя с художником и заработать свой процент на оказании этой услуги. А потому они позиционируют себя так, чтобы вызывать доверие потенциальных клиентов: у нас работают кураторы-профессионалы, мы тщательно отбираем авторов и произведения, составляем тематические коллекции. Некоторые галереи действительно проводят жёсткую селекцию, требуя заполнения специальных анкет. А кое-где даже запрашивают экспертную оценку для подтверждения установленной художником цены. Немало площадок предоставляли возможность участвовать не только в виртуальных, но и в традиционных выставках, включали работы в каталоги и даже помогали с отправкой.

— Как-то всё слишком хорошо…

— Разумеется, есть и оборотная сторона: участие в коммерческой выставке не гарантия, что работы купят. Художнику наверняка пообещают, что проведут маркетинговую кампанию, но в договоре об этом могут «забыть», как говорится — читайте мелкий шрифт. При возникновении нештатных ситуаций — полотно повредили, раму разбили — большинство платформ всеми силами стараются снять с себя ответственность. Впрочем, арт-рынок никогда не был райским садом: издательства с удовольствием использовали репродукции картин без указания авторства, лично я сам несколько раз с этим сталкивался. И сами картины, бывало, растворялись в тумане, а потом некто выходил на меня с предложением выкупить на аукционе. И в Штатах, и в Европе абсолютно в порядке вещей присвоить похищенному полотну другое название и прокрутить несколько раз через публичные аукционы. При таком раскладе даже с помощью опытного юриста крайне сложно доказать, что это твоя работа. Более того, наличие судебного решения в твою пользу само по себе не является гарантией, что оно будет исполнено.

— Обойтись без посредничества галереи или платформы реально?

— Есть художники, у которых сложился пул коллекционеров. Они пишут не очень много, продают работы через соцсети, доверяя проверенным клиентам и людям, которым их рекомендовали. Однако теперь и это не панацея, поскольку легко нарваться на мошенничество при взломе аккаунта через фишинговую ссылку.

— Насколько сильно нынешняя ситуация отличается от той, что существовала еще совсем недавно?

— Кардинально. Мои работы были представлены во многих зарубежных галереях — Singulart, Saatchi Art, Artfinder, Fine Art America, — так что судить о происходящем я могу по собственному опыту. Обстановка начала меняться во время пандемии, и процесс этот продолжается до сих пор. Правда, тогда ограничения были общими для всех, и самыми сложными оказались проблемы с логистикой — туда не впускают, отсюда не выпускают. Произошёл резкий скачок интернет-продаж, и все решили, что это оптимальное решение проблемы.

— А потом наступил 2022 год...

— …и подавляющее большинство зарубежных галерей попросило российских авторов, что называется, на выход, буквально через пару недель после начала СВО. С аукционов сняли уже заявленные картины, доступ к работам, размещённым на сайтах, заблокировали. Одни площадки прекращали сотрудничество в самой грубой форме, другие пытались держать лицо, уверяя, что мы расстаемся «до лучших времен», третьи откровенно заявляли, что стоит мне покинуть страну, как они тут же восстановят меня в правах. Карательных мер не избежали и художники, много лет живущие за рубежом и считающие себя гражданами мира. Платформы, не желающие совсем прекращать сотрудничество с нашими мастерами, ограничивают в правах иначе, к примеру не дают размещать рекламу или вводят платную подписку на свои услуги. Иностранный арт-бизнес ищет любые возможности, чтобы минимизировать ущерб от антироссийских санкций.

— Как думаете, положение изменится?

— Галереи делают хуже только себе: теряют и доверие, и художников, и, самое главное, потенциальных покупателей. К примеру, платформа Singulart уже закрывает свои филиалы. Дело в том, что все эти санкции не прописаны в юридических нормах принимавших их государств, так что рано или поздно галереям придётся иметь дело с судебными исками.

— Это в будущем, а сегодня, получается, на зарубежных платформах работы наших мастеров не купить?

— Их стало существенно меньше, но интерес к ним не исчез, а это заставляет отдельные галереи маневрировать, чтобы не потерять ни покупателей, ни авторов. Искать банки, не попавшие под санкции, в том числе и вторичные. Теперь, когда под удар попали банки Казахстана, работать стало ещё сложнее. Карты европейских банков для нас недоступны; неименные карты повышают все мыслимые риски, в том числе и для самих галерей; криптовалюта — вообще «чёрный ящик». Как снежный ком растут проблемы со страхованием работ, ведением отчетности.

— И это всё ложится на плечи самого художника? А творить когда?

— Сегодня, если ты не хочешь «писать в стол», нужно учиться составлять бизнес-планы, просчитывать риски, продумывать стратегию переговоров с музейщиками, меценатами, спонсорами. Это очень важно. Многим трудно преодолеть психологический барьер и представить деловому человеку своё творчество — возникает ощущение, что ты просишь милостыню. А ведь бизнесмен смотрит на ситуацию иначе — он готов вложить средства в то ценное, чем ты обладаешь. Да, в этом случае мозги работают в другом режиме, но это и хорошо. Пару лет назад я собирался устроить необычную выставку, если можно так выразиться, с юридическим уклоном. Предполагалось выставить картины и связанные с ними подлинные документы по защите авторских прав, страхованию, экспертизе, документообороту и даже логистике, которая сегодня стала самой сильной головной болью для художников.

— Почему, ведь транспортные компании, пусть и не без проблем, но всё-таки работают?

— Прежняя, тщательно отлаженная логистическая система развалилась на глазах. Раньше можно было положиться на DHL, сегодня этот оператор работает только на вывоз грузов из России. Мало того, катастрофически выросли тарифы: на перевозки между Европой и Америкой они на порядок ниже, и если американский художник может сам оплатить эти сто долларов, не включая их в стоимость картины, то российский, которому нужно выложить в десять раз больше, подумает дважды. Налицо недобросовестное конкурентное преимущество.

— Неужели отечественная компания не справится с доставкой за рубеж?

— Свежий пример. Прихожу в компанию, занимающуюся экспресс-доставкой, и называю город в Штатах, куда хочу отправить посылку. А мне отвечают, что этого города — не богом забытого поселка в три домика! — у них в базе нет и на его добавление нужно три дня. А это экспресс-доставка с соответствующим ценником.

— Досадно, конечно, но разве три дня настолько критичны?

— Для покупателя, в девяти случаях из десяти, — да. Мы даже не берём случаи, когда это, скажем, подарок по торжественному случаю — ко дню рождения или к новоселью. Желание как можно скорее получить свою покупку по-человечески очень понятно. Проблема в том, что покупатель часто ассоциирует логистику с автором произведения: раз ты выбрал транспортную компанию, то все её косяки — твоя вина.

— Если за рубежом продолжают покупать картины российских художников, значит, культура отмены всё-таки буксует?

— Да, в доказательство того, что искусство невозможно оградить и рассадить по национальным «вольерам». Пятеро американских писателей обращались ко мне за разрешением разместить на обложках своих книг репродукцию моей картины «Новый Альбион. Судно Френсиса Дрейка “Золотая лань”». Они прекрасно знали, что художник из России и что легендарный галеон, совершивший второе в мировой истории кругосветное плавание, написан на фоне коктебельских скал. Ни то ни другое их совершенно не напрягало.

— По России тоже с доставкой проблемы?

— Ещё какие! Как-то мне для реставрации картины нужен был старый холст. Нашёл, заказал, пришёл в компанию за посылкой, открываю, а там вместо холста… штаны. Оказалось, что трек-номера абсолютно идентичны. И ладно бы, если только посылки перепутывались, так ещё и картины приходят с повреждениями. Логистика — самая рискованная часть процесса продажи. Далеко не у всех транспортных компаний есть чёткие правила приёма хрупкого груза к отправке. Его нельзя перевозить без жёсткой упаковки, но нередко грузчики просто ленятся делать обрешётку. В лучшем случае будет расколота рама, а бывает, что повреждено и само полотно. Кстати, владелец одной из транспортных компаний, занимающихся в том числе и перевозкой картин, сам заделался коллекционером живописи. Интересно, как он решает проблемы с доставкой…

— Отремонтировать раму, наверное, не так сложно?

— Ошибаетесь! Главным поставщиком качественного багета была Чехия, откуда мы сегодня не получаем ни лучинки. Найти багет аналогичного качества не так просто. Ну, и цены, естественно, взлетели до небес. Казалось бы, у нас с древесиной проблем быть не должно, но отечественные предприятия не торопятся занимать освободившуюся нишу.

— Как бы вы оценили ситуацию с отечественным арт-рынком?

— Он проходит период осознания изменившихся реалий. Методом проб и ошибок нарабатывает новые инструменты работы с мастерами и покупателями, гораздо внимательней, чем прежде, присматриваясь и к тем и к другим. Не будем забывать, что произведения искусства, в отличие, к примеру, от акций, по-прежнему остаются эффективным способом сохранить капитал, и покупатели стремятся получить подтверждение их стоимости и ценности. То есть им нужна не только аукционная оценка или экспертиза, но и информация об авторе — позиции в рейтингах, наличие работ в музеях и авторитетных частных собраниях. Соответственно, растёт количество прагматичных покупок.

— Любовь к искусству вынесена за скобки?

— Разумеется, нет. Просто целевая аудитория арт-рынка весьма неоднородна. Люди, которые видели в искусстве средство приумножения капитала, были всегда. Это коллекционеры-инвесторы, опирающиеся не на собственный вкус, а на рыночную стоимость произведения, которое, по большому счету, им может быть совершенно не близко. Есть искушённые коллекционеры, тонкие знатоки, которыми движет неукротимая страсть. Большинство покупают что-то от случая к случаю, когда им кажется, что именно это произведение дополнит собой их картину мира. Ну и остальное — спонтанные покупки, которые объясняются настроением человека в данный момент, эмоцией, которую в нём пробудила конкретная вещь, попавшаяся на глаза.

— Но ведь есть ещё и публика, которая не покупает, но приходит на выставку или в галерею. Зачем?

— Интересы у потенциального покупателя и обычного посетителя разные. Первый выбирает произведение, которое собирается вписать в свою повседневную жизнь, второй приходит за эмоциями или из любопытства. Публика, кстати, тоже постепенно меняется — усталость от деструктива в искусстве, причем в самых разных его областях, проявляется всё заметнее. Деструктив хорош как пряная нота в привычной пище. Когда точно знаешь, что голодным не останешься, можно и поэкспериментировать со вкусами. А вот когда входишь в зону турбулентности, хочется чего-то правильного, предсказуемого и надёжного.

— Творчество — область непредсказуемая. Никогда не хотелось ступить на более твёрдую почву?

— Нет, хотя знаю художников, оставивших творчество именно из желания надёжности. Творчество требует не только способностей, но и чувства ответственности, умения держать удар, которому хорошо учиться у людей бизнеса. Они на собственном опыте знают, что любое дело развивается через спады и подъёмы, многие проходят через крах и банкротство, бывает, что и не по одному разу, но находят в себе силы начать все с начала. Творческие кризисы — то же банкротство, из которого нужно выбраться и снова встать к мольберту.

— Для художника его картины всё равно что дети. Никогда не задумывались о том, что стало с теми, что оказались за границей?

— Неожиданный вопрос. О работах в частных собраниях не думал никогда. А вот о картине «Вид на Пушкинскую площадь — Новый год», которую Россия подарила Совету Европы в 2016 году, иногда вспоминаю. Интересно, что с ней стало. Что касается собрания британского королевского дома… Оно насчитывает около 8000 живописных полотен. Им управляют специально назначаемые директора, которые могли проверить вверенное им достояние на «благонадёжность» и сослать какие-то картины в запасники или продать на аукционе. Но, думаю, что королевская коллекция, как жена Цезаря, — вне подозрений.

Автор: Виктория Пешкова