Никита Михалков: «Сколько лет мы уже копируем американское кино, а ни хрена у нас, по большому счету, не получается»

О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЛЕТНЕЙ КИНОАКАДЕМИИ

— Появилась уверенность. Уверенность в ее необходимости. Более того, я утвердился в мысли, что в следующем году нужно запускать круглогодичную академию на постоянной основе. Опыт показал, что месяц интенсивнейшего общения с мастерами, месяц активной совместной работы, репетиций дает невероятный результат — 3–4 короткометражных фильма, отрывок из спектакля, капустник. Представьте, что будет, если эту систему развести на год? 

Как минимум мы получим 2–3 профессиональных спектакля, которые отправятся в гастроли по городам. Может сформироваться действующий театральный коллектив. У нас в одном месте будут встречаться люди совершенно разных профессий — актеры, режиссеры, операторы, сценаристы, чтобы получить уникальный опыт совместного творчества. 

О ВЫПУСКНИКАХ АКАДЕМИИ

— Да от них же не избавиться! (Смеется.) Они снова подают заявки, приезжают волонтерами, кем угодно — чтобы продлить это ощущение. Самое важное, что для наших выпускников это не просто какие-то курсы кройки и шитья — пришел, научился и вернулся к себе вышивать дальше. Нет, это что-то очень живое, волнующее, вызывающее интерес. Я видел человек 15, которые постоянно крутятся вокруг Сурена Сергеевича Шаумяна (директор Театра киноактера и возможный директор будущей киноакадемии. — «Известия») и требуют работы (смеется).

Скоро мы организуем единую базу данных, где будут храниться фотографии, эссе, отрывки из спектаклей, фильмов — всё, что они нам отправляют при поступлении на курсы. И даже если артисту не удастся к нам поступить, всё равно это останется в базе и позже мы сможем помочь ему трудоустроиться.

О ПРОГРАММЕ АКАДЕМИИ

— Это все-таки моя академия — основу составляют художественные принципы, которые я исповедую, а основываются они на системах Станиславского, Вахтангова, Михаила Чехова, Шарля Дюллена, Питера Брука. Это русская реалистическая актерская школа, школа переживания. Это русская классическая литература, русская традиция. Я хочу, чтобы здесь каждый день звучала русская литература: чтобы Алексей Петренко, например, читал «Тараса Бульбу», а Вячеслав Шалевич — Бунина или Женя Миронов — повести Белкина. И неважно, есть зрители или нет, без аплодисментов... 

Знаете, как в церкви — читает пономарь псалтырь и читает. Самое важное, чтобы звучала, сияла, сверкала русская речь. Среди педагогов академии, конечно, есть люди разных школ, разных поколений, но все ручейки будут стекаться в одну реку.

О НОВОМ ПРОЕКТЕ АКАДЕМИИ

— Мы только начинаем, ничего еще не столбим, будем наблюдать за процессом. Пока мы договорились со ВГИКом об общежитии — без него академия невозможна. Договорились о помещении с Театром киноактера. Это очень удобная площадка. Здесь есть актерская среда, есть репетиционные залы. Мы постараемся уйти от формата лекций. У нас будут чайные, обучение будет идти через разговор за самоваром.

Наберем, наверное, человек 50. Максимум — 80. Коллеги предлагают сделать двухгодичные курсы, то есть брать людей, обладающих другими профессиями, но которые хотят заниматься актерским творчеством. Я с этим пока не могу согласиться: во-первых, по сути это будет дублировать Высшие режиссерские курсы, что мне кажется неверным. А кроме того, если в режиссуру можно прийти в 40 лет, то в актерскую профессию — нет. 

Точнее, конечно же, могут быть исключения, и совсем не актер может сыграть какую-то очень яркую роль, близкую его человеческому характеру. Но это на уровне частного случая. А мне бы хотелось помочь именно русским актерам, прекрасным, удивительным русским актерам, которые сидят у себя в провинции. Киноакадемия может стать для них социальным лифтом.

О СТОИМОСТИ ОБУЧЕНИЯ

— Конечно, образование будет дорогое, 400 тыс. рублей в год. Поэтому наиболее талантливые будут платить лишь определенный процент от суммы, и академия будет заинтересована в том, чтобы их трудоустроить — чтобы они смогли вернуть долг. На мой взгляд, это очень справедливая система — она совпадает и с интересами академии, и с интересами слушателей.

ОБ ОРИЕНТИРОВАНИИ НА ЗАПАД

— У западных коллег можно учиться технологии, практике. Например, прекрасная вещь — стандарт календарного плана съемок, или конструктивный разбор сценария, или опыт технического оснащения и компьютерной графики. Но все это «как», но не «что». Они могут вложить нам в руки механизмы, но они не должны вкладывать в нас душу. Все-таки у нас должен быть свой голос. 

Смотрите, сколько лет мы уже пытаемся приблизиться к американскому кино, копируя его, а ни хрена у нас, по большому счету, не получается. И погони есть, и морду бьют, и из окна выбрасывают, а не то. А «то» может получиться только в том случае, когда «как» совпадает с «что». Как в случае с «Ликвидацией» или «Оттепелью». Потому что ментально это наше кино. 

О 36-М ММКФ

— Этот фестиваль дал мне и моей команде внутреннее чувство свободы и спокойствия. Вдруг стало понятно, что мы перешагнули Рубикон, когда качество фестиваля не зависит от количества приехавших звезд. Приехали — спасибо, нет — тоже ничего. К сожалению, из-за санкций многие звезды, которые были приглашены и дали согласие, не приехали: кто сказался больным, кто занятым, а кто и честно признался: не хочу рисковать. 

И все равно 61 страна представила свои картины. Всё равно мы показали 341 фильм со всего мира. И полные залы, и, что особенно отрадно, полные залы на русскую программу. Фестиваль живет вне зависимости от отношения международного сообщества к России.

Организационный уровень фестиваля легко определить по степени возможности президента фестиваля смотреть кино. 5 лет назад я вообще ни одной картины не мог посмотреть из-за хозяйственных дел. В этом году я посмотрел больше 10 фильмов (смеется). 

О ЗАПРЕТЕ МАТА В КИНО

— Я высказал свою точку зрения как режиссер, а не как председатель союза. Хотим мы того, или не хотим, но русский мат — это огромная часть языковой культуры народа. И нужно различать бытовой, грязный матерный язык, которым общаются порой между собой дурно воспитанные люди, и крепкое слово, которое является выражением квинтэссенции состояния человека. Атака, ранение, боль, потрясшая неожиданность и так далее, и так далее. 

Иначе это будет напоминать анекдот про детский сад, где дети начали страшно ругаться матом и когда родители пришли предъявить свои претензии воспитательнице, она сказала, что не знает, что случилось — впрочем, на днях электрик дядя Федя и его помощник Коля чинили проводку. Вызвали дядю Федю, который сказал, что — да, действительно, они чинили проводку, он держал лестницу, помощник Коля наверху паял провода, и когда раскаленное олово стало капать дяде Феде за шиворот, он сказал: «Послушайте, Николай, неужели Вы не понимаете, что раскаленное олово, которое капает мне за шиворот, доставляет мне некоторое неудовольствие». 

Я считаю, что в каждом случае нужно подходить индивидуально. Художнику не должны изменять вкус, чувство меры и точность выражения чувств. Подходить же к этому вопросу, подводя всё под один знаменатель, по-моему, неверно. Вспоминая рассказ из одной летописи XII века о том, как что-то не получилось, потому что делалось «с тяжким звероподобным рвением»...

(Николай Корнацкий, «Известия», 04.06.14)