.jpg)
"Брестская крепость": мы не несем в себе ад *****
Субботний день в пограничной крепости города Брест. 21 июня 1941 года. В Военторг завезли пиво и минералку. Во дворе играет оркестр, и пары танцуют под "Сопки Манчжурии". В клубе у портрета Сталина военнослужащие разучивают танец. Лейтенант Кижеватов в вечерних сумерках рассказывает жене, что пришел очередной перебежчик от поляков — говорит, завтра в четыре утра немцы нападут. "Веришь?" - "Да нет, конечно. Только за эту неделю десять таких поймали, и каждый твердит, что сегодня, завтра, через неделю, восьмого августа..." Через несколько часов, в 3.58, воспитанник гарнизона Сашка с дочерью лейтенанта Аней сидят на берегу рассветного пруда и ловят рыбу. Крючок зацепился за дерево. Сашка лезет отцеплять, повисает на одной руке. В водном зеркале под ним в кадр бесшумно вползает туча фашистских самолетов. Ад начинается с разбитого бомбой зеркального пруда и продолжается на экране больше двух часов.
Постсоветский зритель такого "большого" кино еще не видел. Если суммировать идеи, которыми с начала 90-х бомбили отечественного зрителя деятели крупнобюждетного национального кинематографа, то получится незабвенное лунгинское из "Царя": "Покажем всему миру, что ад мы несем в себе". Классический голливудский рецепт по сопереживанию — "нормальные люди в ненормальных обстоятельствах" - постсоветским кинематографом был вывернут наизнанку. В результате все российские картины исправно демонстрировали соотечественникам их самих в виде уродливой нежити, сходящей с ума на фоне шизоидных ландшафтов. Роль нормальных героев как-то привыкли отдавать чужакам — географическим или социальным. Вот нормальная американская проститутка прибывает в Россию продвигать проект "Сибирский цирюльник". Вот благородный адмирал Колчак защищает любовницу от злобной русской матросни. Вот москвичка попала в сумасшедшее бандитское замкадье. Вот немецкая девушка спасается от диких сибирских челмедведов на паровозе. А вот немцы, загрузив парусные танки шоколадками, прибыли освободить из бредовых лагерей семью Михалковых.
Так вот, в "Брестской крепости" этого главного месседжа нового русского кино нет. Там русские/советские люди никакого ада в себе не несут: они нормальны. Живут себе, слушают музыку, назначают свидания, тревожатся о будущем. Ад прибывает к ним на вражеских самолетах и танках — как прибывал в советском военном кинематографе. И реагируют они на него как нормальные люди. Одни бегут и прячутся, другие сдаются, третьи сражаются до конца. Как и было в жизни. Фильм можно было бы отругать за то, что в нем не показано "развитие характеров", но перед нами не сага, а история о том, как уже готовые характеры встречают катастрофу. Фильм можно бы отругать за "линейность сюжета", но нападение врагов само по себе событие однозначное. "Крепость" можно отругать за кровь и горы трупов — но в исторической Брестской крепости их было куда больше. К тому же кровь и трупы здесь не превращаются в некрофильское месиво — мастерская работа оператора Владимира Башты заставляет вспомнить скорее классическое полотно "Защитники Брестской крепости" из школьного учебника истории. Здесь даже мертвые люди остаются людьми.
"Брестская крепость" - первый совместный кинопродукт Союзного государства России и Белоруссии — возвращает жителям обеих стран представление о собственной нормальности. И за это фильму можно простить его минусы: небольшую затянутость и слабый саундтрек. Тем более что музыки, когда наши сражаются и умирают, все равно не слышишь.
Виктор Мараховский, InterMedia
