Олег Меньшиков: «У нас с Михалковым замечательные отношения, за которые я могу порвать глотку любому, кто скажет что-нибудь омерзительное»

(КУДА ПРОПАЛ В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ)

«Что значит «пропал»? Недавно вышла «Цитадель», я играю спектакль «1900», не так давно вернулся из Америки, где мы показывали «Игроков». Конечно, я выхожу на сцену не так часто, как мне того хотелось бы. Но я заложник ситуации, я сам выбрал свободный путь. Государственный театр мне глубоко неприятен, я считаю, что это абсолютнейший разврат — творческий. Это болото, высушить которое на сегодняшний день совершенно невозможно. Потому что все, кто там засел, очень сильно сопротивляются, им там нравится, они хотят быть хозяевами. А антреприза в нашей стране — довольно ругательное слово, хотя во всем мире театр только так и существует. У нас, получается, либо похабень какая-то, либо государственная сцена, середины нет. А я хочу найти эту середину, хотя возможностей у меня не так уж много. Я считаю, что в театре не должно быть главного режиссера — это же не армия. Не должно быть религий и иерархий... Хотя, наверное, кто-то скажет: легко ему так рассуждать, имея столько знаний. Но я действительно призываю от них отказаться, потому что, кроме ненависти, тщеславия, дрязг и зависти, ничего это не вызывает».

(КАК ОЦЕНИВАЕТ СВОЮ РАБОТУ В «ЦИТАДЕЛИ»)

«Скажу вам нагло: я доволен. Это же огромный жизненный пласт — пятнадцать лет. Выдающийся режиссер. Те, кто пытается что-то бубнить про него, или обиженные судьбой, или ненормальные. Он выдающийся, и с этим не поспоришь. Про эпизод, когда Митю арестовывают и приводят на допрос, он мне сказал всего одну фразу... Я говорю: «Какая обалденная последняя сцена!» А Михалков в ответ: «Да. И он приходит такой веселый». Всё! И я понял, что надо играть. Вот на таком уровне мы с ним общаемся».

(ПРАВДА ЛИ, ЧТО ПОССОРИЛИСЬ С МИХАЛКОВЫМ)

«Нет, мы никогда с ним не ссорились и никогда не были друзьями. У нас замечательные творческие отношения, за которые я могу порвать глотку любому, кто скажет что-нибудь омерзительное. Назовите мне, помимо него, хоть несколько кинорежиссеров, с которыми в России можно работать. Если загнете пальцы хотя бы на одной руке, я вам буду аплодировать».

(ДОВЕРЯЕТ ЛИ БЛИЗКИМ)

«Думаю, что самому себе-то доверять не всегда возможно. Что уж говорить о других. То, что происходит у человека в мозгах, раскопать, понять и расшифровать нереально. Это другая вселенная, другой космос. Я и в себе не всегда могу разобраться, что там у меня в голове творится, что с чем борется. Поэтому вопрос доверия... Каждый человек прав в том, что он делает, в любом своем поступке, даже если нам его поведение кажется неверным. Мы можем считать что угодно, но его это ни к чему не обязывает. Он просто желает то, что нужно. Ему».

(ОБ ОТКРОВЕННОМ ИНТЕРВЬЮ ЕГО БЫВШЕЙ ПОДРУГИ)

«Это исключительно ее дело. Как я мог реагировать? Я сам никогда ничего не рассказываю про свою личную жизнь. Если она решила рассказать — значит, ей по каким-то причинам это было необходимо. Мне жалко, что человек включает свой речевой аппарат только для того, чтобы — не обо мне! а о ней! — поговорили».

(О ПЕРСПЕКТИВАХ ЭМИГРИРОВАТЬ ИЗ РОССИИ)

«Еще десять лет назад передо мной такой вопрос не стоял. А сейчас стоит. Я думаю над этим... И, возможно, куплю что-то за границей, чтобы обеспечить свою жену, своих будущих детей. Потому что я не очень надеюсь на нашу страну. Не очень...»

(ЖАЛЕЕТ ЛИ, ЧТО НЕ ОСТАЛСЯ НА ЗАПАДЕ РАНЬШЕ)

«Нет, не жалею. Хотя иногда... У меня много вопросов вызывает то, что происходит у нас в стране. Сейчас, может быть, и жалею. Потому что я мог и остаться, и получить гражданство. Но тогда — дурной, молодой, — я не думал об этом. Раньше возможность была — желания не было. Теперь все наоборот. Ведь, по большому счету, нашей стране никто не нужен — ни ветераны, ни пенсионеры, ни врачи, ни учителя, ни актеры. Мы привыкли только опосля хлопать — когда это уже не нужно, поздно. Обидно, но она такая — наша Россия, необъяснимая, с завихрениями то налево, то направо. Их понять никто не может, и они уже немножечко... надоедают».

(ХОЧЕТ ЛИ ПОКОРИТЬ ЗАПАД)

«Ой, вот мне нравятся эти вопросы: а не хотите ли вы?! В первую очередь, надо спросить, а хочет ли этого Запад. (Смеется.) Нет. Я совершенно нормально существую, мне даже здесь никому ничего не хочется доказывать, а уж на Западе — тем более. С кем-то бороться, въезжать на белом коне... Нет, не надо мне коня, и въезжать я никуда не собираюсь».

(ЗА ЧТО НЕ ЛЮБИТ СВОЕГО ГЕРОЯ КОСТИКА ИЗ «ПОКРОВСКИХ ВОРОТ»)

«Почему не люблю? Не читайте всю ту муру, которую обо мне пишут. Я очень люблю этого героя. Очень! Во-первых, он до сих пор существует, он живет. Во-вторых, Михал Михалыч Козаков меня когда-то пригласил в пятидесятые годы, и я там прожил прекрасную жизнь. Как же я могу все этого не любить... Чушь полная».

(ОБ ОТНОШЕНИЯХ С БЛИЗКИМИ)

«Знаете, я вообще не человек с большой дистанцией. Я абсолютно нормальный человек. Естественно, я не люблю, когда лезут ко мне в кишки. Ну а кому это понравится? Близкие мои могут подтвердить, спросите у всех (обводит руками зал ресторанчика.) — я очень хороший (Смеется.)».

(СЧАСТЛИВ ЛИ ОН В БРАКЕ)

«Я — да. Вы знаете, семейная жизнь меня многому научила. В частности, научила быть ответственным за других. Раньше я никогда такой ответственности не чувствовал, только за себя отвечал. Был абсолютно наглый и эгоцентричный. А сейчас всё, что происходит в моей жизни, касается не только меня».

(ПРИШЛОСЬ ЛИ ОТ ЧЕГО-ТО ОТКАЗЫВАТЬСЯ РАДИ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ)

«А как же! Ты теперь не один, ты — вдвоем. Когда столько лет живешь холостяком, а потом становишься вдруг женатым, на многие вещи начинаешь смотреть иначе. Каких-то конкретных привычек, с которыми я расстался, назвать не могу — тут всё в комплексе. Мировоззрение меняется. Я начал думать не только о себе. Я начал думать о моей женщине — что вот сейчас она сидит, она ждет. Она учит меня... быть рядом. Я всегда говорю: любовь — серьезная работа. Над этим каждый день надо вкалывать, это огромнейший труд! Полет — это влюбленность. А любовь — совсем другое. Это вот взять, человека обнять и отвечать за него. Отвечать навсегда, на всю жизнь».

(О ВОЗРАСТЕ)

«Не-не-не, я вас умоляю. Что мне этот возраст?! Просто чем больше читаешь, учишься, тем явственнее понимаешь, что все это смешно. Для артиста возраст — показатель. Как говорила Коко Шанель, в двадцать лет ты имеешь то лицо, которое тебе дала природа, в сорок лет — то, которое вылепила жизнь, а в пятьдесят — то, которое ты заслужил».

(О ПЕРСПЕКТИВАХ СДЕЛАТЬ ПЛАСТИЧЕСКУЮ ОПЕРАЦИЮ)

«Если нужно будет — конечно, сделаю, без проблем. Что тут такого? Просто нет такой необходимости. Поэтому я просто играю в футбол, хожу в баню... Но у меня есть врач, который следит за моим лицом. Вот и все, не более того».

(ОБ ИДЕЕ ВЕРНУТЬСЯ В СВОЮ ЮНОСТЬ)

«Нет, не хотел бы. Я отлично понимаю, что юность прошла, ее больше никогда не будет. Это нереально — туда вернуться. Есть то, что осталось позади, и то, что ждет впереди. Меня больше интересует второе. Я бы хотел в будущем никому не надоедать. И быть самостоятельным человеком».

(«Московский комсомолец», 01.10.11)